Сергей Полетаев: Если Россия к лету не выбьет ВСУ из трех городов, ей придется создавать еще одну армию

Россия может провоевать на Украине в прежней интенсивности минимум год. После этого, возможно, Москве придется пересматривать экспедиционный характер СВО, считает сооснователь проекта "Ватфор", военно-политический эксперт Сергей Полетаев

Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.

- Сергей, вы у себя в телеграм-канале уже написали, что поскольку ВСУ из Курахово вышли в такой же мешок в Дачном, Улаклах и Константинополе, оттуда им тоже придется отступать в ближайшем будущем. Вы считаете, что когда фронт выровняется по линии "Новоелизаветовка — Андреевка — Разлив", это можно будет считать окончанием Кураховской операции, крупнейшей со времен взятия Мариуполя. Почему нам именно до этого рубежа надо отогнать противника?

- Кураховская операция началась в октябре после освобождения Угледара. Курахово мы взяли. Пока мы брали жилую застройку и промышленную зону, наши клещи, в которые брался город с севера и с юга, продвинулись еще дальше. И когда ВСУ отошли из Курахово в район Дачного, Константинополя и Улаклы, противник вновь оказался в этих клещах.

То есть для киевского режима ничего не поменялось за исключением того, что он из города с плотной бетонной многоэтажной застройкой и подземными коммуникациями в прямом смысле угодил в дачи.

Почему я буду считать Кураховскую операцию завершенной после выхода на линию "Новоелизаветовка — Андреевка — Разлив"? Это видно по карте. Как только мы закроем этот выступ, мы выйдем на некий отсечной рубеж. Хотя не исключено, что наши клещи продвинутся и дальше. Учитывая. что по флангам сейчас разворачиваются менее крупные, но практически смежные операции по охватам Покровска и Великой Новоселки.

Пока ближайший к нам крупный укрепрайон ВСУ – Андреевка и Константинополь. Между населенными пунктами до сих пор сохраняется коммуникация по мосту. Его взятие будет нашей следующей задачей. Когда это произойдет – сказать не берусь. После взятия Курахово нам потребуется определенная перегруппировка.

- Официально об освобождении Курахово было объявлено 6 января. Сколько еще времени нам потребуется на перегруппировку?

- Я каждый раз повторяю рефреном, что нам с вами Генштаб о своих планах не докладывает. И планы командования могут измениться. Может быть, наши усилия сейчас переместятся к северу от Курахово на Покровск, к которому мы серьезно подошли с юга.

Более того, пока вся страна ела новогодние салатики, наши героические бойцы смогли серьезно продвинутся к трассе "Покровск-Константиновка" - рокаде, которая позволяла ВСУ маневрировать вдоль фронта. ВС РФ еще летом пытались взять Воздвиженку и пойти дальше, но когда это не получилось, продвижение началось вдоль железной дороги и стала формироваться наша южная клешня. Так что возможно, что мы выберем именно это направление основным.

Я же говорил, что армия России действует по принципу "тактического оппортунизма". Мы наступаем там, где наступается. У нас нет задачи занять определенные деревни и города. Наша задача – истощить ВСУ постоянными штурмовыми действиями, артиллерией и авиацией.

Повторюсь, взятие Курахово – это символический этап Кураховской операции, но не главный. Это не Авдеевка, где вся операция проходила в самой Авдеевке и ее окрестностях. Площадь проведения Кураховской операции в десять раз больше. Убедитесь сами, как за последний год вырос масштаб наших боевых действий.

- Удается ли нам истощить противника в этих боях за Курахово?

- Если говорить однозначно, то результат налицо. ВСУ сейчас пребывают в значительно менее боеспособном состоянии, даже чем к началу Кураховской операции. Не говоря уже о том, как упала их боеспособность после взятия Авдеевки и расширения нашего наступления. Численных показателей у меня нет, но мне кажется, что это – дорога в один конец.

- Наша штурмовая машина не дает сбой?

- Наша штурмовая машина движется с ускорением. К концу 2024 года скорость продвижения на линии "Великая Новоселка – Курахово – Покровск" была максимальной. Посмотрим, что будет дальше. Но истощение может наступить и для России, потому что по сравнению с Украиной мы находимся в совершенно разных условиях.

У нас армия формируется добровольно на контрактной основе. У нас фактически экспедиционный формат участия в конфликте. А на Украине идет тотальная мобилизация. Остатки экономики и все общество у них пока тоже работают на войну. Да, иной раз из-за фотографий в переполненных киевских кафе об этом сказать трудно, но это все равно принципиально разная картина.

И в какой-то момент это нашей экспедиционной парадигмы может не хватить, чтобы наше перманентное наступление продолжалось дальше.

- По каким косвенным признакам мы можем судить о том, затормозила наша штурмовая машина или нет? Да, мы стали гораздо быстрее брать крупные узлы украинской обороны, но общий темп наступление по объективным и субъективным причинам все равно медленный.

- Мы с вами стали регулярно записывать интервью осенью 2023 года. Давайте посмотрим, что изменилось за это время.

Тогда мы с вами пришли к выводу, что армия России в нынешнем виде не в состоянии проводить стратегические наступательные операции, на фоне которых бои за Курахово и даже за Покровск будут просто теряться. Мы не можем ставить целью освободить хотя бы одну из трех областей, прорваться на 100-200 километров и выйти к Днепру. Без мобилизации и без создания еще одной армии мы таких операций проводить не сможем.

Я уже не говорю, что в СВО пока не придумали инструментов прорыва фронта. Во Вторую мировую это делали танки, а в Первую мировую их не было. Сейчас у нас, как и в Первую мировую, война на истощение. Мы не сможем одним махом разгромить украинскую армию. Поэтому надо ждать, когда это истощение противника постепенно будет переходить из количества в качество.

Если сравнить украинскую оборону с тканью, то эта ткань рано или поздно начнет гнить и рваться. Сначала в одном месте, потом в другом, а потом она просто расползется в руках.

Этот процесс идет. Мы его добиваемся в экспедиционном режиме без мобилизации. Какой будет признак того, что этот процесс застопорится? Если не будет продвижения и фронт опять встанет.

Например, за первое полугодие 2024 года мы взяли один город – Авдеевку. За второе полугодие мы взяли семь городов (Курахово мы фактически заняли 31 декабря). Это кратный рост. А если мы за первое полугодие 2025 года возьмем один город или два, это будет говорить о том, что определенные проблемы начались и у нашей штурмовой машины.

Может быть, у нас не будет хватать людей. Но пока по своему опыту общению с бойцами на СВО я не вижу у нас серьезной нехватки личного состава. Видимо, контрактников действительно готовят несколько месяцев и резервы еще есть. Все-таки эти штурмы мы проводим очень небольшим количеством людей. Это никак не ассоциируется с масштабными штурмовыми действиями.

Если мы посмотрим на кадры боев за Курахово, то там боев как таковых не было. Оттуда поступало больше кадров дистанционной работы дронами и КАБами. Штурмовики пробирались по городу и занимали рубежи, когда украинская оборона была развалена. Конечно, штурмовые подразделения истощаются, но если нет масштаба боев времен Великой Отечественной, то нет и потерь времен Великой Отечественной.

- А в плане "железа" что нужно, чтобы эта штурмовая машина продолжала работать?

- Плоха та армия, у которой есть все. Любой военный расскажет, что ему всего не хватает. Но в целом наша ритмичная работа фронта и тыла налажена. Во всяком случае, она соответствует масштабу боевых действий и восполнению потерь.

Да, у нас производится меньше бронетехники, чем расходуется, но далеко не вся техника уходит безвозвратно. Она эвакуируется и восстанавливается. Она же в принципе создавалась так, чтобы ее можно было ремонтировать. Также у нас извлекается и приводится в порядок техника из запасов.

В плане техники у нас тоже может наступить истощение, но пока таких признаков я не вижу. На мой взгляд, еще как минимум год мы сможем провоевать в нынешнем ритме.

- Вы сказали, что одним из мерил успешности нашего продвижения будет взятие городов. Поступают сообщения, что в Торецке вся высотная застройка перешла под наш контроль. Может быть, мы будем в следующий раз обсуждать его освобождение?

- Трудно сказать, потому что Торецк – это второстепенное направление.

- Согласен. Но если мы сейчас стали двигаться к трассе "Покровск-Константиновка", то ситуация может изменится.

- Может. Иногда бывает так, что мы ткнули в противника, а он посыпался. У нас же был пример с Очеретино, когда наш случайный прорыв привел к долгоиграющим последствиям. А бывает иначе, когда мы выбираем конкретную цель и начинам работать артиллерией/авиацией по противнику, его оборона размягчается и происходит продвижение.

Торецк мы не раз обсуждали. Тут у нас нет охвата города. Тут продвижение идет непосредственно по городской застройке. С октября мы там продвинулись на три километра. Это же сложный укрепрайон с плотной застройкой, большой промзоной и терриконами.

Вы меня все призываете гадать, а я гадать не хочу, потому что мы все равно не угадаем (смеется). Если Генштаб выберет это направление приоритетным, то я бы ожидал продвижение вдоль железной дороги к Константиновке. Это может быть частью большой операции за Константиновку, если она последует в обозримом будущем.

Второй частью этой операции может выступать клешня от Часов Яра. Но там тоже тяжелая местность с каналом.

Тем не менее, если мы раскупорим фронт в разных точках, то мы сможем охватить Константиновку с трех сторон и завязать за нее бои. Еще пару месяцев назад я бы сказал, что провести такую операцию нереально, потому что между разными флангами слишком большое расстояние, то, судя по Курахово, это вполне возможно.

Но даже в этом случае, повторюсь, Торецк будет лишь частью этой операции.

- Я же не из любопытства призываю вас гадать. Просто у нас нет другого способа оценить наши успехи, кроме продвижения. Несмотря на то, что это – неглавная задача.

- Продвижение – это не цель, а средство. Лучше давайте следить за тем, сколько подразделений ВСУ сбежало с позиций. Это самый верный показатель того, насколько противник истощился.

- Отдельно хотел спросить про ситуацию в Курской области, откуда сейчас поступают много сообщений. Там мы тоже действуем по принципу тактического оппортунизма? Или это совсем другая история?

- И да, и нет.

В сентябре-октябре мы сократили Курский плацдарм противника до той степени, когда он перестал представлять для нас опасность. Большой плацдарм представлял опасность, потому что оттуда мог быть прорыв в сторону Льгова и Рыльска. И в течение нескольких дней в сентябре его сократили вдвое, поджав с двух сторон.

И после этого здесь тоже применяется стратегия на истощение, и линия фронта остается статичной. Противник сюда подбрасывает резервы, и очень много. Половина всех видео поражений вражеской техники из Курской области. Здесь могут сказать, что это все разговоры в пользу бедных и надо освобождать нашу землю. Но там земля такая же наша, как на Донбассе.

Единственно верный способ ее освободить – уничтожить армию противника. А единственно доступный нам инструмент для этого — это истощение. В Курской области применяется такой же подход, то есть истощаем армию противника настолько, насколько возможно.

Отдельно я бы хотел рассказать об эпизоде 5 января, который прошел незамеченным.

- После Нового года ВСУ предприняли странную атаку на хутор Бердин.

- Она не была странной. Она просто не получилась. Судя по всему, это была попытка со стороны ВСУ изобразить что-то перед инаугурацией Трампа. Подготовка этой операции была вскрыта, к ней были готовы. И мы провели в ответ две контратаки. Одну в сторону двух Поречных: Русского и Черкасского. Есть свидетельства, что Русское Поречное отбили, но пока контроль над ним не подтвержден. Второе направление — это Малая Локня.

Наверное, киевский режим предпринял эти атаки, чтобы сбить наш наступательный потенциал. Судя по всему, где-то батальон ВСУ разбили. Для противника это очень масштабные атаки. Если не считать вторжения в Курскую область, для них попытка прорвать фронт (у хутора Бердин) была крупнейшей со времен контрнаступа 2023 года. Прорвать фронт колонной по минным полям не получилось. То есть на практике подтверждается то, о чем мы говорил в теории: средств прорыва фронта у ВСУ нет.

Их собственный фирменный инструмент – быстрыми мобильными группами врывать туда, где фронта практически нет. Лучше всего это получилось под Харьковом. Под Курском в августе прошлого года был использован тот же прием. Он сработал частично, с тех пор они толкутся на этом плацдарме.

Думаю, нашей армии не ставится задача любой ценой прогнать из Курской области Украину. Сейчас это не решает ничего. Здесь теперь такая же линия фронта, как везде. Если мы продвинемся к границе, нам придется ее переходить, чтобы сохранять эту линию фронта. Когда это произойдет? По мере истощения противника. Но судя по масштабам боевых действий, кроме этого небольшого эпизода, встречных боев здесь происходит значительно меньше, чем в сентябре.

Осторожно предположу, что и в районе Бердина станет тише, чем было в начале года. Это значит, что противник не может вынудить нас менять наши планы, перебрасывать сюда силы с других направлений. Противник официально заявлял, что целью Курской операции было заставить нас снять свои силы с Донбасса. Но получилось обратное. Они направляли сюда резервы, которые были нужны на Донбассе. И в итоге там ускорилось истощение ВСУ и наше продвижение.

Если они сейчас уйдут из Курской области, это будет очень серьезный медийный провал. А в отличие от нас ни в основном воюют на медийку. А мы можем позволить себе играть в долгую.

- Можно ли после случая с Бердиным выдыхать по поводу Брянска и других участков границы Курской области?

- Выдыхать никогда не надо. Противник показал, что в состоянии подготовить крупную операцию и скрыть ее подготовку. Все будет зависеть от того, насколько плотная там с нашей стороны линия фронта. Да, ее укрепили. Для этого даже была создана отдельная группировка "Брянск". Но зарекаться ни от чего нельзя. Ничто так не портит военные планы, как противник. А противник у нас очень серьезный.

О других аспектах СВО - в интервью Александра Казакова: Россия гоняет ВСУ силами трех фронтов, чтобы выиграть у США битву за прекращение огня