Ринат Есиналиев: Я рад за сегодняшний Донецк, но я запомню его другим, в состоянии тотальной беды

О событиях 2014 года, переходе от войны к творчеству, послевоенной адаптации, а также о журналистике, российском кино и сегодняшнем Донецке корреспонденту издания "Украина.ру" рассказал ветеран Донбасского ополчения, военкор, актер и сценарист Ринат Есиналиев.

- Помимо того, что актер и сценарист, ты еще и ветеран Донбасского ополчения. Как так получилось?

- Для этого нужно было родиться в Петровском районе Донецка. Это если кратко. А если глубже, то нужно было иметь родителей, которые родились в Советском Союзе и застали его не стагнирующим, нужно было иметь казахскую, немецкую, украинскую и русскую кровь, но при этом всем расти в "святые" девяностые и наблюдать весь тот негатив в отношении СССР, который циркулировал тогда и по российскому, и по украинскому телевидению, а мне казался, мягко говоря, надуманным.

Вот я живу напротив домостроительного комбината, куда в 70-х японцы приезжали, чтобы опыт перенимать, а теперь пролетарии в округе спиваются, продают свои нательные крестики или старые медали. А нам объясняют, что это из-за того, что кто-то когда-то царскую семью расстрелял. И еще я наблюдал этот наш донецкий олигархат в лице Ахметова, Черткова, Колесникова. У одного из них даже в охране работал.

Наблюдая все это воочию, я понимал, что перемены нужны. И вот киевские "друзья" представили нам свой вариант перемен. Во многом я был с ними согласен, но лишь до тех пор, пока не увидел их вариант протеста, не услышал их лозунги.

Я учился в Одессе и видел, какие ребята, с какими флагами и лозунгами выходят. В России, к примеру, представители нацменьшинств стремятся поступить в хорошие ВУЗы, а на Украине туда стремились ребята с её запада.

- В том же Харькове это бросалось в глаза, и в 2014 году сыграло свою роль.

- Ну вот представь себе, что в Одессе я прихожу в свое учебное заведение, а там висит плакат "выбрасывайте мусор". Только вместо бутылки человечек на картинке выбрасывает Георгиевскую ленточку.

Я прошел по всему вузу, сорвал и выбросил эти плакаты. Потом были конфликты с этими ребятами, поножовщина. Уезжал оттуда очень быстро. Второго мая у меня друг погиб в Доме профсоюзов.

Приехал сюда, а тут свое движение. Начинал со здания администрации, потом – в одной из местных частей. Хотел в Славянск успеть, но не успел. Многие ребята из тех, с кем в Донецке пересекался, не успели в Славянск, но позже оказались в Иловайске. И когда нужно было ехать на защиту диплома, я уже в боях за Иловайск участвовал. Потом аэропорт. Два ранения в Иловайске, два – в аэропорту. Много раз об этом рассказывал, а сейчас говорю и будто о другом человеке.

- А в каком году ушел из ополчения?

- Так…в батальоне "Сомали" я все свои ранения, так сказать, заработал, потом служил в 1-й Славянской, стал офицером-артиллеристом на Д-30, а потом и на 2С1 в 5-м полку, где прослужил еще год. А в 2017–2018, до убийства Захарченко, служил в гвардии. Вот такая история.

Это ведь люди не понимают деталей. А детали важны. Это маленькая зарплата, это неприятные шутки, когда приезжаешь в Россию, это отметка, что приехал с Украины, когда пересекаешь границу. То есть твои друзья российские добровольцы и ребята, называющие себя русскими, гибнут на войне с Украиной, а государство указывает, что ты на Украине живешь.

- А еще люди не понимают, что такое маленькая зарплата. Расскажешь?

- Пятнадцать тысяч рублей до 2017 года. Потом ввели боевые. По-моему, тогда зарплата выросла до двадцати тысяч. Могу ошибаться, но до того рядовой получал пятнадцать, сержант – девятнадцать, офицер – тридцать. Никогда больше не чувствовал себя таким богатым человеком, как в тот день, когда стал офицером. Вот даже сейчас не чувствую себя настолько богатым и независимым. Тогда накопил на машину и снимал квартиру в районе Донецк-Сити.

- И как из ополченческих реалий ты нырнул в творчество?

- Я сейчас назову фамилию, которая многих триггерит. И я понимаю, почему так. Но когда речь заходит о людях с неоднозначной репутацией, нужно помнить, что люди с однозначной репутацией, как правило, ничего и не делают. У каждого второго сводит скулы от фамилии Захара Прилепина, и каждый аргументирует это по-своему. Но в батальоне, который он организовал, я находился год. И вот человек, который мог спокойно издавать книги, ездить за границу и прекрасно себя чувствовать, находился здесь.

И вот я хоть и с Петровки, и боксом занимался, но, благодаря матери, вырос книжным мальчиком. Общаясь с Захаром, я понял, что есть и другой мир. Есть мир творчества. Когда переехал в Питер, там была творческая компания: Ричард Семашков, Дмитрий Провоторов, Вадим Левенталь и другие. И я окунулся во все это. Мне хотелось забыться, потому что… это ведь сейчас переживают многие ребята, вернувшиеся из СВО.

Примерно то же было и тогда. Вот давай откровенно? У меня все выжившие либо в тюрьму сели, либо забурились в эти вечные кухонные разговоры про "а помнишь". Где-то после двадцатой такой пьянки я понял, что нужно от этого уходить, нужно меняться. Вспомнил, как мать говорила, что мне будет хорошо или в Питере, или в Сибири. Потому, что в Сибири люди за слова отвечают, а в Питере ведут эти все умные разговоры о книгах.

Так в итоге и оказалось. Повлияло на меня это винно-книжное воспитание Петербурга. Помню, что так гордился, когда впервые вышла моя статья для "Ридовки", а питерские друзья говорили: "Слушай, статью и обезьяна может написать". Меня тогда это в чувства привело. Подумал, что нужно гнаться за чем-то большим.

Было тогда небольшое СМИ "Ваши Новости". Оно и сейчас есть. И вот как-то с друзьями, с которыми служил, общался или участвовал в каких-то политических движениях, начал ездить как военкор. Так, вместе с Дмитрием Селезневым и покойным Ростиславом Журавлевым попал в Карабах. Моя первая военкорская командировка. Я, конечно, примерялся как военный, ожидая, что сейчас начнется, но добровольцам там не разрешили воевать.

Параллельно начал выпускать интервью. Выпустил первое интервью с тремя ЧВКшниками. Все они были моими друзьями. Трижды его удаляли с "Ютьюба" и трижды оно набирало по шесть миллионов просмотров. Разные структуры тогда интересовались, кто разрешил, а я ссылался, то на одних, то на других, хотя на самом деле я просто собрал друзей, одел на них "балаклавы" и записал. Одного из них, кстати, уже нет в живых.

Началась СВО, и я, как военкор, поехал в Мариуполь. Параллельно брал интервью у разных интересных людей: у Админа, у Владлена Татарского, у Антона Шагина. Считаю, что многое получилось. Считаю себя одним из лучших интервьюеров. Но, если честно, быстро надоело. Военкорство – это ведь про щекотание своего эго. И вот нащекотался. А интервью, к сожалению, не так уж нужны нашему государству. Да и большей части общества тоже.

В общем, история закончилась потому, что тратить по десять часов, договариваясь, чтобы куда-то выехать, а потом еще перед всеми оправдываться, стало как-то…в общем, решил, что отдал долг не до конца и уехал в трехмесячную командировку вот туда, где Шервудский лес, за Изюм. Там тоже такая история, что подразделения в итоге, можно сказать, не осталось. Снова оказался в Питере и следующим этапом стало кино.

- А в кино ты как очутился?

- Все очень просто. После командировки деньги стали заканчиваться, а тут звонит режиссер Андрей Семенов и говорит: "Мне для фильма нужен консультант. Такой, чтобы воевавший и творческий. Трое из пяти знакомых назвали мне твою фамилию". Ну вот какая-то репутация уже есть. Ну и посмотрел сценарий. Не понравилось.

Я еще так грубо ему ответил, поскольку сумка для следующей командировки уже была практически собрана. Он говорит: раз ты такой наглый и борзый, то пиши сам. Ну вот треть сценария, можно сказать, писал сам. Параллельно общался с режиссером, прописывал. Там один из персонажей списан с Владлена Татарского. А фильм был про батальон "Сомали", что тоже моя инициатива. То есть, когда у меня спросили, какой из крутых донецких батальонов это может быть, я, как человек, который половину здоровья оставил и кучу товарищей потерял в "Сомали", просто не мог ответить иначе. Извиняйте бойцы "Спарты", но сомалийское нутро сыграло. А так режиссер изначально "Спарту" предлагал.

В этом плане я еще переживал, что…есть у журналистов и киношников такая привычка – писать, что сценарием занимался боец батальона "Сомали". А мне трудно, ведь люди подумают, что я действующий. Но они сейчас там, а я в Москве. Да, это во мне, это часть меня, но это то, от чего в какой-то момент хочется отойти. Может для киношной истории это и хорошо, но сейчас хочется сформировать какую-то фильмографию, сделать имя. Чтобы быть интересным вне зависимости от своего боевого опыта.

Извини, что с темы на тему прыгаю. Мы говорили о персонаже, которого писали с Владлена. Макс, как все мы знаем, погиб в результате теракта. А персонаж был прописан со всеми донецкими закавыками, интонациями и характером. Пробовали известных актеров и никто не подходил. "Давай ты сыграешь "Бегемота"?" - предложил режиссер. Менять человека славянской внешности на азиата? Так себе идея, но я ведь тоже смотрел и все действительно не то. Ну вот так получился фильм "2022" о боях в Мариуполе.

- И каким он получился?

- Все любят называть свой продукт "тем самым", но я поучаствовал, фильм вышел и слава Богу. Тут про кино ведь отдельный вопрос. Все хотят назвать своей фильм первым об СВО, вторым, третьим. А это такая нестыдная работа, по которой видно, что люди старались. Я сейчас все кино делю на две категории: старались или не старались.

Каково это быть актером? Когда-то я хотел стать просто хорошим боксером, потом хотел стать военным. Вот юристом не хотел становиться, да. Так вот жизнь всегда оборачивалась так, что приходилось все бросать и начинать с нуля. И тут стало ясно, что я не ремесленник, а персонаж. И придется мне вот так всю жизнь мушкетерствовать. Многие об этом мечтают, но это тоже нелегко. Ты приходишь в новое дело и слышишь: извини, парень, но ты никто. Офицеры говорили, что я не офицер, в кино говорили, что не актер, сценаристы говорили, что не сценарист. Приходится всем доказывать, что просто талантливый, как трактор, и ничего вы со мной не поделаете.

- Как Гена, который работает в зоопарке крокодилом?

- Да-да-да! Когда мне нужно было просто бегать с автоматом и громко кричать, — это одно дело. Сейчас другую работу снимаем. Там уже длинные диалоги и разные реакции. Стало ясно, что я несколько переоценил свои возможности. Недостаток образования виден прямо на экране. Режиссер говорит, что я страшно монтажный актер: один момент сыграю ужасно, а следующий отлично. А в следующем дубле – наоборот.

Но ведь и офицерами-артиллеристами становятся за восемь лет, а я управился за четыре месяца. И этот принцип "бегом, за Родину", извините за пафос, так и остался в моей жизни. Но я трезво себя оцениваю и всегда говорю, что если найдется кто-то лучше, то берите его. Это ведь еще и психологически тяжело. Профессиональные актеры расшатывают свою нервную систему. Там очень мало цельных личностей и это действительно пугает.

Еще был проект "Ополченческий романс", где я буквально, как ты говоришь, крокодил Гена. Захар писал книгу, один из персонажей которой списан с меня. Только в книге я еще молодой, подтянутый и красивый азиат, а сейчас я с контузиями и ранениями, толстый и лысый.

А получилось как? Пришёл на пробы, а до меня пробовались сорок казахов, сорок профессиональных актеров. Что мне ловить? Но пришел, взял листочек, нахамил режиссеру. Разговорились о кино и литературе. Олег Лукичев, кстати, один из немногих читающих режиссеров. И мы так зарубились за литературу. Как и положено русским людям, до мата и драки. Вышел и думаю, что "классно" пробы провел. А через полчаса мне позвонили и сказали, что подхожу.

Но писать интереснее. Сейчас пишем один проект компанией бывших военкоров и бывших военных. Очень хочется создать что-то такое, чтобы не говорили – "для СВОшного проекта неплохо". Не хочется этих скидок. Вообще не хочется, чтобы искусство делилось на СВОшное и не-СВОшное.

В Донецке сейчас тоже снимают кино. Надо понимать, что это первое кино, которое дончане снимают про Донецк и на донецкую тему. И этим конечный продукт будет интересен. Но следующий будут смотреть уже на общих основаниях, без скидок на то, где, кем и о чем он снят. Это важно понимать.

- Как ты чувствуешь себя, возвращаясь в уже сегодняшний Донецк?

- На самом деле это же тоже, знаешь, посттравматическая история. Я рад за сегодняшний Донецк, рад тому, что возвращаются люди. Но лучшие годы моей жизни, как ни парадоксально, пришлись на времена, когда здесь было плохо. Я не виноват, что именно на этот период пришлась моя молодость. Меня через раз тогда могли убить, а все свои эндорфины я получал, возвращаясь с боевых в полупустой город. Я шел в ресторан и общался с друзьями, которых уже нет в живых. И я запомню город в этом состоянии тотальной беды, перевернутой жизни. А сейчас, когда вижу его настроенным на восстановление, радость присутствует, но участвовать в этой обывательской фиесте уже почему-то не интересно. Не знаю.

Читайте также: "Человек в магазине работает, а внутри него воин": Георгий Мамсуров о том, как люди раскрываются на СВО