О ситуации на Артемовском направлении, наступательном потенциале, принципах современной войны, перспективах сохранения "вагнеровской" школы, особенностях работы с FPV-дронами, а также о том, почему двигаться лучше, чем стоять в обороне, журналисту издания "Украина.ру" рассказал оператор БПЛА батальона "Русь" с позывным "Мура".

- Чем же оперирует доблестный оператор БПЛА? Квадрокоптер, FPV?

- И квадрокоптер, и FPV.

- Но они же принципиально по-разному управляются, верно?

- Конечно. С квадрокоптером ведь как? Там есть стабилизация. Если, к примеру, работает РЭБ, то он просто висит. Вот есть режим аса, в котором полностью сам управляешь. А FPV-дроном ты всю дорогу управляешь сам. Как самолетом. Чуть пережал кнопочку, говоря образно, и он улетел.

- То есть на оператора FPV учиться труднее?

- Труднее, но в итоге получилось неплохо. По крайней мере те задачи, которые ставятся перед нашим подразделением, успешно выполняются.

- По каким целям обычно работаете?

- Цели? Вообще я люблю использовать термобары. Это такая приятная штучка. Уж если залетает в блиндаж, то все – живых там не останется. Как правило, по легко бронированной технике, вроде БТР или МТ-ЛБ, термобарический боеприпас работает не очень хорошо. Так вот приходится залетать в блиндажи.

Война ведь сейчас пошла более окопная, а любой личный состав в реалиях 21-го века старается максимально повысить свою выживаемость. Даже когда «мавиком» третьим летаешь над позициями неприятеля, он слышит жужжание «птички» и сразу хоронится.

Первым делом проводится разведка, потом – доразведка местности. А после этого ты смотришь и принимаешь решение, исходя из имеющихся сил и средств. Как лучше действовать? Чем работать по противнику? Бывает и так, что FPV-дрон по некоторым блиндажам и не надо использовать. Потому, что зачем использовать дрон, если блиндаж можно засыпать из АГС, обеспечив продвижение штурмовой группы?

- Удивительно все это, конечно! Еще весной «военные эксперты» продолжали рассказывать, что беспилотник – бесполезная игрушка, а сегодня ни один минометный расчет без них не работает. Неужели беспилотники и правда нужны?

- Еще бы! В первую очередь, беспилотники нужны для того, чтобы минимизировать потери среди личного состава. Вот та же штурмовая группа из пяти-семи человек или разведгруппа, которая выходит на линию боевого соприкосновения (ЛБС) с противником. Зачем вслепую посылать пять-семь человек, которые могут попросту не вернуться, если можно сперва поднять «птичку», обследовать местность и понять, нужно ли вообще туда идти?

То есть «вперед, за мои медали» тут не работает. В подразделении у нас царит дух товарищества. Мы тут все добровольцы. Были и остаемся добровольцами. Человек, который пойдет на ЛБС, это не кто-то там, а боевой товарищ, с которым ты пьешь чай, болтаешь в курилке. Вы дружите. Ты знаешь, сколько у него детей, как супругу зовут. Тебе не все равно.

Каждому из нас есть, что терять. Каждый приходит для того, чтобы доказать себе что-то, а не сгинуть по-глупому.

- А вы конкретно, что хотели себе доказать?

— Это же всю историю мою придется рассказывать. Ну…хорошо. В самом начале СВО я заходил с МО на Херсонское направление. Все прекрасно знают, что там происходило. Отдельные моменты мне очень сильно не понравились, поскольку работа должна быть поставлена правильно, а не так, как было там.

Потом десять месяцев отработал в составе ЧВК «Вагнер» на Соледарско-Бахмутском направлении. Все видел, все знаю. Видел, как резво убегает противник, когда грамотно подавляешь его огнем.

В данный момент у нас сформировано подразделение из людей, которые где-то, что-то, как-то видели. Передаем боевой опыт ребятам, которые приходят сюда добровольцами.

С тех пор уже все себе доказал. Это уже вошло в привычку. Это просто работа. Ты ежедневно совершенствуешь свои навыки и продолжаешь работать. А что доказать? Если уж честно, то хотелось проверить, мужчина я или нет. Вот и проверил.

- Вернемся к теме беспилотников. Насколько я понимаю, на Херсонское направление вы заходили не в качестве оператора. Как и когда пришло понимание того, что нужно менять специальность?

- Да нет, конечно. Беспилотники тогда отсутствовали. А сам я начинал со штурмов. У нас каждый проходит через это – через штурмы. И определенные ситуации, в которых мы оказывались, дали понять, что лучше бы сперва доразведать местность, а потом уже действовать. Бумажными самолетиками ее, к сожалению, не разведаешь.

Плюс – опыт СВО показал, что любая местность, любой укрепрайон, любая лесополоса, которые не перепаханы артиллерией, обычно нашпигованы какими-нибудь чудесными ребятами. Они притихли и ждут нас. Так вот сперва их нужно обнаружить.

Ты можешь послать туда людей, которых положит человечек с автоматиком, а можешь выявить этого человечка, насыпать туда как следует и наблюдать, как он убегает, если сумел выжить.

- Не могу не спросить. Вы скучаете по ЧВК «Вагнер»?

- Да, скучаю.

- Я бывал во многих подразделениях, где присутствуют «музыканты», и не мог не заметить, что ребята стараются держаться вместе. Удастся ли нам сохранить и распространить боевой опыт, накопленный сотрудниками ЧВК «Вагнер»?

- Командиры-то у нас в принципе с богатым боевым опытом. Все знают и все умеют. Остальное зависит от личного состава. От того, как они будут заходить в подразделения. Боюсь, конечно, что тех устоев, которые были в конторе, уже не будет. От них ведь многое зависит – от устоев. Сумеем их сохранить – все получится. Если личный состав не будет стремиться их сохранить, если все растеряем, то даже не знаю. Смешанные чувства.

Потому, что опыт, который передается пацанам, очень богатый на самом деле и во многом уникальный. Очень многое от людей зависит, а также от того, кто, как и где находится. Захочет личный состав – все получится. И я думаю, что… получится. Потому, что если бы мы не хотели, то нас бы здесь и не было. Но мы ведь здесь.

- Какова сейчас обстановка в ЛНР и конкретно на вашем участке? Я постоянно слышу о том, что ВСУ испытывают жесточайший снарядный голод, но в Донецке мы этого не ощущаем. Быть может, у вас он проявляется лучше?

- За всю ЛНР, конечно, я вам не скажу, поскольку на каждом направлении разные подразделения отвечают за разные секторы. Здесь у тебя на участке фронта в два километра могут быть тишь да гладь. Ты будешь сидеть и мирно чай попивать. А на соседнюю позицию будет лететь все, что угодно. Ресурсы перебрасываются, все это присутствует. Сказать, чтобы прямо голод какой-то был… да нет. Все работают. И они, и мы. Да и как это прочувствовать? Чтобы в тебя не стреляли, война закончиться должна.

А еще многое ведь от людей зависит. Оно же как бывает? Поедут на одну конкретную задачу десять человек. Вернутся. Пятеро скажут, что там более или менее тихо было. Можно работать. А другие пятеро скажут, что жесть и они туда больше не поедут.

Зависит от личного опыта. Кому-то и под пулями ползать нормально, а кто-то услышит выход в пяти километрах и подумает, что прямо в него летит.

- Верно ли понимаю, что направление у вас Артемовское? Какова ситуация, если вкратце?

- Верно понимаете. А если вкратце, то обстановка стабильная. Мы работаем.

- Несколько месяцев назад она была стабильной, а мы стояли в обороне. Сейчас она тоже стабильная, но есть движение…

- Я по собственному опыту могу сказать, что в тебя летит все на свете, когда стоишь. Как только начинаешь двигаться, и противник начинает отходить… что такое линия фронта? Четыреста метров – работают автоматы, километр – крупнокалиберные пулемёты, полтора километра – АГС, 82-й миномет, два с половиной – 120-й миномет. А теперь представьте, что линия фронта пришла в движение и штурмовики продвинулись на четыреста метров. Их пехота отходит и всем остальным тоже нужно отходить. А это уже время.

И когда накат-накат-накат, всем, кто работал по тебе, приходится откатываться. А ты в это время двигаешься. Вот и все. Но стоит тебе остановится и у противника появляется возможность зарыться в землю, подготовить новые позиции. И вот они уже начинают работать по своим же оставленным позициям. Им даже координаты в этом случае не нужно отбивать, поскольку все давно уже отбито.

- По моим субъективным ощущениям инициатива сейчас на нашей стороне. Есть ли потенциал для продвижения?

- Потенциал есть всегда. Главное – чтоб давали БК.

- С боекомплектом до сих пор случаются проблемы?

- К сожалению.

- На повестке дня сейчас Часов Яр. Что там сейчас?

- Часов Яр – стратегически важная точка. Еще когда мы брали Соледар и Артемовск, в Часов Яре царила большая суета. У них там серьезное скопление техники и живой силы.

- Что нам даст освобождение Часов Яра?

- Можно будет из техники их урвать что-нибудь интересное (смеется).

— Это понятно. А в стратегическом смысле?

- Мы перекроем им кислород и начнутся проблемы с логистикой. Оно ведь как бывает? Пережмешь венку, и нога отнимается. Вот и все.

- Есть информация, что противник стал реже работать артиллерией, но активнее применяет дроны-камикадзе. Так ли это?

- FPV-дроны как вошли в работу, так и работают. Насколько я понимаю, с поставками у них все нормально. К тому же есть добрые фиксики – умные ребята, способные из обыкновенного РПГ-шного снаряда сделать то, что подарит нам много проблем. С другой стороны, у нас с этим не хуже и мы работаем.

- И мы, и противник, насколько я понимаю, начинаем применять FPV-дроны с тепловизорами, способные поражать цели и в темное время суток. Насколько это направление перспективно?

- Мы вполне можем взять тот же тридцатый «Матрикс», у которого двадцатикратный зум и тепляк, и работать просто по азимуту, по удалению. Смотришь, где противник движется и все. Тут у нас более или менее зеркально все.

Кто летал на FPV-дронах, тот знает, что и без тепловизора там картинка не очень, а потому нужен определенный опыт. Поставишь тепляк – картинка будет еще более размытой и даже не поймешь, где противник, а где зайчик, волк или кабан, если таковые вообще остались. Это же просто тепловая сигнатура.

А ты ведь берешь на себя ответственность, расходуя боеприпас. Поэтому я, основываясь на личном опыте, ничего в этом страшного не вижу. Картинка не очень качественная, а если ставить по-настоящему хороший тепловизор, то и дрон будет стоить значительно дороже.