Год назад Александром Бородаем была организована Георгиевская добровольческая разведывательно-штурмовая бригада Союза добровольцев Донбасса. С момента основания бригады бойцы находятся в самом пекле – работают на наиболее горячих направлениях. Клещеевка, Курдюмовка, Соледар. Сейчас парни выполняют боевые задачи в районе Часова Яра.
О том, каков портрет добровольца, что нужно сделать, чтобы мобилизованные вернулись домой, и о многом другом Царьграду рассказал помощник командира бригады по работе с личным составом, действующий депутат Госсовета Республики Татарстан Эдуард Шарафиев с позывным "Депутат".
Царьград: Основатель бригады Александр Юрьевич Бородай, вы и многие ваши однополчане – люди идейные. Есть ли отличие службы в таком подразделении от других подразделений?
Эдуард Шарафиев: На СВО сейчас идейные все. Но у нашей бригады есть одно отличительное свойство. Она сформирована под эгидой Союза добровольцев Донбасса, который существует уже не первый год. У него богатая история, свои традиции и свой внутренний дух. Кто-то пришёл к нам в 2022 году, кто-то начинал в 2014-м в Донбассе. Всё это перемешалось, зацементировалось и превратилось в монолит, в единый кулак, который может пробивать стены. Бригада, Союз добровольцев Донбасса, Александр Бородай, каждый доброволец – здесь это всё стало единым.
Эдуард Шарафиев, позывной "Депутат". Фото: Царьград
– Около года назад мы общались с Александром Бородаем, и он говорил, что на фронте преобладает "норная жизнь". В первую очередь из-за дронов. Что-то изменилось за год?
– На самом деле "норная жизнь" только усугубилась. Даже передвижения к линии боевого соприкосновения или продвижения наших вперед обусловлены усердным копанием. Нужно как можно больше и глубже рыть нор. Просто для того, чтобы передвигаться, чтобы были места для остановки и укрытия, чтобы готовить площадки для наступательных действий. В общем, копать, копать и копать. Копаем, грубо говоря, "отсюда и до вечера".
– То есть наше относительно медленное продвижение вперёд связано в том числе и с насыщением фронта дронами?
– Просто невозможно появляться на открытом пространстве… Сейчас мы по всей линии боевого соприкосновения давим противника, идём вглубь, но каждый километр обусловлен тем, что приходится решать задачу по доставке личного состава на линию боевого соприкосновения, доставке туда боеприпасов, снабжения и т.д. И эвакуация наших раненых затрудняется тем, что увеличивается плечо подвоза, увеличивается плечо необходимых действий.
Типичный укреп: траншея и норы. Скриншот: ТГ-канал "Повёрнутые на Z войне"
– Кстати, про дроны. Противник развернул множество чуть ли не кустарных производств БПЛА. Некоторые эксперты говорят о том, что дроны в какой-то мере помогают им компенсировать снарядный голод.
– Действительно, появилось огромное количество кустарных средств. Активизировались многочисленные небольшие мастерские, где собирают дроны. И это не просто миф, это реальность, которую мы видим. Это в самом деле компенсирует некоторые проблемы с традиционным вооружением. К тому же сборка таких дронов не требует больших капиталовложений или сложных технологий, что делает их идеальными для партизанской войны в условиях современного конфликта.
И такой подход к непосредственному производству оружия влияет на ситуацию на фронте. Он позволяет противнику увеличить численность своих "бойцов" за счёт дронов, что делает его более опасным.
С другой стороны, необходимо учитывать и обратную сторону – качество и надёжность такой продукции могут серьёзно варьироваться, а значит, их эффективность в боевых условиях может быть ограничена. Так что хотя дроны и компенсируют некоторые проблемы, полагаться на них как на полноценную замену традиционного вооружения пока не стоит.
Компенсация снарядного голода у противника также идет за счёт более детальной разведки. Опять же благодаря дронам. И у нас они есть. То есть если раньше, чтобы поразить одну цель, нужно было сделать десятки выстрелов, то сейчас с помощью дронов-разведчиков и при хорошей корректировке можно использовать два-три снаряда.
– Дроны просто меняют архитектуру боевых действий…
– Во-первых, летят дальше, управляются чётче, и порой достаточно всего одного дрона, для того чтобы была поражена цель. Артиллерия – это бог войны. Беспилотные летательные аппараты – это, наверное, теперь ангелы этой войны.
– В начале мобилизации многие сами покупали себе более-менее нормальные броники, каски, обувь. Мы помним эти очереди, дефицит, как ушлые торговцы взвинчивали цены. Как сейчас обстоят дела?
– Здесь, конечно, всё индивидуально. Если боец-доброволец придёт и ничего себе покупать не будет, ни обмундирования, ни экипировки, то, конечно, ему всё это дадут. Но каждый боец, например, получив тот или иной бронежилет, хочет, чтобы он выглядел лучше или сидел удобнее, или полегче был. Тогда, конечно, он может его приобрести.
То же самое со шлемом или навесным оборудованием на стрелковое вооружение, коллиматоры, прицелы, искрогасители, удобные приклады, ручки и т.д. Здесь уже каждый для себя делает определённый выбор: улучшать экипировку, облегчать её или брать какие-то бренды. Тут тоже есть такой, как говорится, сдви: люди выбирают удобные бренды или даже модные бренды. А вообще, сама экипировка есть, причём дефицита не наблюдается.
– К слову о мобилизованных. Сейчас в обществе весьма напряжённая атмосфера по этому вопросу. Потому что доброволец сам принял решение идти на фронт, а мобилизованного вырвали из привычной жизни. Прошло уже практически два года, как парни находятся в зоне СВО. У их родственников возникает справедливый вопрос: "Почему мой муж, сын, брат должен отдуваться за всех?"
– Мобилизованные не должны отдуваться за всех. Мы обязаны найти какие-то решения, как сделать так, чтобы мобилизованные могли вернуться к своим родным и близким. Пускай им на смену придут добровольцы, пусть это будут контрактники. Это нужно сделать, и это можно сделать. Если не получится таким вариантом, тогда нужно рассматривать мобилизационные варианты.
Могу сказать, что у нас есть определённый резерв. Это тот мобилизационный резерв, который долгие годы готовился, это те, кто регулярно посещал военные сборы, кто получал за это определённые вознаграждения. Вот они в большинстве своём не были призваны по мобилизации. Они так и остаются внутренним резервом. То есть есть кем заменить мобилизованных.
– Наши оппоненты из изданий-иноагентов нередко пытаются выставить защитников Родины людьми, не сумевшими найти себя в мирной жизни. Говорят, дескать, это всё маргиналы, которые за 200 тысяч рублей отправились "убивать" в кавычках украинцев.
Многие мобилизованные не рассчитывали, что СВО затянется. Фото: hornews.com
– Здесь срез всего нашего общества. Нет каких-то перекосов в ту или иную сторону. В добровольческой среде можно встретить абсолютно разных людей. И предпринимателей, и людей из науки, и из культуры, и из политической сферы. Депутатов из разных партий. Есть, конечно, и рабочие, есть люди с меньшим достатком, с большим достатком, какие угодно.
И когда кто-то говорит, будто на войну идут за деньги, хочется спросить, вы что, правда, думаете, что человек готов пойти рисковать своей жизнью и здоровьем за относительно небольшие деньги? В Москве или в других городах-миллионниках их можно заработать, не рискуя жизнью и здоровьем. Поэтому сказать, будто на СВО добровольцы идут для того, чтобы заработать, – это глупость.
– Есть ощущение, что противник надломлен?
– Моральное состояние и боевой дух заметно ухудшились. С одной стороны, это обусловлено постоянным давлением наших войск, плюс их насильные мобилизационные мероприятия. Значительная часть пополнения приходит неготовой к реальным условиям бойни.
Многие из мобилизованных ожидали быстрых побед и возвращения домой, но вместо этого они сталкиваются с жестокостью и хаосом, что сильно деморализует. К тому же неудачи на фронте и высокие потери усиливают чувство бесполезности среди солдат. Пленные часто отмечают, что им не хватает чёткого понимания целей, за которые они борются, а также ощущают сильную усталость.
– Это осознание должно как-то повлиять на наши тактические и стратегические решения?
– Мы можем сосредоточиться на максимально эффективных и точечных ударах, которые будут деморализовать противника ещё сильнее. Критически важно использовать это преимущество. У них пока ещё нет панических настроений, но смятение в целом чувствуется. Во-первых, у противника уже давно закончились те самые оголтелые националистические батальоны. Либо мы их очень сильно проредили. И мотивированных нацистов с каждым днём становится меньше. У тех мобилизованных, которых туда силком тащат, полубольных, возрастных, разных, у них мотивации нет от слова совсем. Поэтому хотя они и огрызаются, но внутренние противоречия у бойцов с той стороны есть. И многие принимают правильное и верное решение – сдаются в плен.
– Есть мнение, что без взятия Одессы и Харькова задачи СВО не будут выполнены. Но вместе с тем мы прекрасно помним, как брались Мариуполь, Авдеевка, Марьинка, Артёмовск. Не хотелось бы таких разрушений в русских городах, находящихся под оккупацией.
Пан Зеленский, Одесса всё равно вернётся домой. Фото: Keystone Press Agenc/Global Look Press
– Здесь, конечно, есть несколько вариантов развития событий. Вот сейчас мы давим по всей линии боевого соприкосновения, растягиваем их оборонительные возможности. Если где-то будет такой существенный прорыв, а может, несколько прорывов, и мы выйдем на оперативный простор, то вся линия боевого соприкосновений, вся линия фронта у них может посыпаться, и тогда большие агломерации можно будет брать и обходить с меньшими потерями, с меньшими разрушениями, с меньшими противостояниями.
Другой вариант – это мы по-тихому будем выдавливать их с территорий, которые сейчас являются территорией России, и дальше выходить на достижение поставленных целей по денацификации и демилитаризации Украины путём каких-то особых договорённостей и соглашений. Соглашений нужно достигать с теми, кто непосредственно принимает решения в данном случае. Конечно, если такие решения будут приниматься, то речь должна идти не о каких-то рамочных договорах, которые просто дадут им время на передышку.