Среди героев: вернувшийся из Сибири журналист привыкает к жизни в Донбассе

За месяц работы в Донбассе наш спецкорр Анатолий Болдырев, приехавший из Кемерово, набрался впечатлений. Его поразили доброта и бесстрашие жителей Республики: благодаря их улыбкам, радушию и всепобеждающей силе человеческого духа он душевно окреп и освоился в Донбассе, где прошли его детство и юность. И решил рассказать об этом читателям Донецкого агентства новостей.

Дорога домой

Летом 1995-го, в 21 год, я переехал в Сибирь из Донбасса. Мной двигало творчество, и я покидал родные места без сожаления. В голове ветер странствий и приключений. За 30 лет в холодных краях обрел семейное тепло, успел его потерять, но остаться рядом с дочерью. В карьере все шло отлично. Жилось комфортно, тихо, уютно. Словом, врос в Сибирь окончательно. Одна боль была — папа, которого с последнего приезда в Донбасс, в 1999 году, не видел 25 лет. Все собирался вырваться, но неведомая сила останавливала.

И вот весной прошлого года ДАН приглашает меня сняться в документальном сериале «Неновые регионы. Дорога домой». С радостью соглашаюсь и уже летом еду в Донбасс. Встречаюсь с друзьями, одноклассниками, с отцом. На каждую встречу приходится чуть больше 20 минут, и я просто не успеваю осознать, что все это было на самом деле. Но увидев разрушенные войной дома, пообщавшись с жителями Донецка и Горловки, взяв интервью у мэра Горловки Ивана Приходько, я начинаю понимать весь драматизм происходящего.

На обратном пути подумал: Господи, а что я делаю до сих пор в Сибири на пресс-турах на птицефабрики? Зачем пишу о том, как нетрезвая девица расхаживала по центру города в чем мать родила? Или про кота, который хлебнул случайно из хозяйского стакана водки, сиганул с окна на кузов грузовика и проехал на нем половину города?

Что я вообще делаю здесь, когда в моем родном Донбассе каждый день стреляют в мирных жителей и наши ребята шаг за шагом пробивают дорогу к Победе и миру? Ведь вот о чем и о ком надо рассказывать!

Принял решение — не отступай

Уже спустя несколько дней после возвращения решаю перебираться на малую родину. Отсылаю запрос со своим резюме и материалами в ДАН. Это издание считаю самым близким мне по журналистскому духу и по максимально правдивой подаче. Спустя неделю звонок от главного редактора: «Приезжайте».

Кричу мысленно «ура», но вдруг через мгновенье берусь за голову: у меня же здесь квартира, дочь, брат, племянники, тетушка с ее огородом в 20 соток, благоустроенная квартира, дача в сосновом лесу, 300-литровая морозильная камера белых грибов, подосиновиков, маслят и опят. У меня же моя «Комсомолка», где все привычно, участие в проектах. У меня же десять товарищей, два верных друга и четыре близкие подруги, три из которых Наташки — врачихи, и две из них незамужние. И я не могу без всего этого. Ну куда я собрался?

Но стоп, говорю себе, хватит соплей, пора менять свою жизнь и идти дальше, пора сделать нечто важное, помочь делом стране, людям, пора быть по-настоящему соучастным в судьбе Родины, время «Ч», парень. Вперед!

— Езжай, никого не слушай, там ты найдешь себя настоящего, не бойся ничего, дорогу осилит идущий, — жестко и утвердительно говорят мои Наташки.

— Значит так, собрал летнее, зимнее, и в Донбасс, бегом. Это твой последний шанс к самому важному поступку, — вторит друг детства из Горловки.

— Принял, сынок, решение — не отступай, там дышится легко и света чистота, — поддерживает словами известной песни мама.

А что вы хотели?

Морозное раннее утро, такси, за окном Донецк и, наконец, съемная квартира. Здравствуй, Родина, я приехал! Разложив вещи, умываюсь из ковшика — воды в кране нет — и собираюсь в магазин. Только выходить из подъезда — как шандарахнет! Машинально забился в угол. Мимо соседка:

— А шо вы у косяка сидите?

— А что это бахает?

— Так то наши!

Позднее в магазине разговорился с пенсионеркой Риммой Леонидовной. «А что вы хотели? Военный город», — говорит она. Показывает свой дом, на пятом этаже которого от обстрела разрушены балконы двух квартир. В одной из них тогда ранило осколками ее подругу, во второй погиб мужчина. Римма Леонидовна говорит, что за почти 11 лет войны ее здоровье подкосилось, но при этом успевает рассказать мне два анекдота, от которых сама в голос смеется.

И глядя на эту хрупкую бабулю, на то, как она сохраняет жизненную стойкость и юмор, отбрасываю любые сомнения в правильности своих решений и иду гулять по знакомым улицам Артема, Университетской, спускаюсь от собора на Челюскинцев, где перекусываю в ларечке хот-догом.

Громкая Горловка

Новый год послезавтра, намеченные материалы написаны. Понимаю: надо мчать в Горловку, к отцу, хоть Новый год вместе с ним впервые за долгие годы отметить.

По дороге в город моей юности вижу вереницы военных машин — «буханки», тяжелые «Уралы», они мчатся с бешеной скоростью. На лобовом стекле грузовика вижу надпись «груз 200» — понимаю: вот в чьи-то дома пришло горе, чьи-то сыновья, мужья, отцы, братья возвращаются в бессрочный отпуск.

Горловка встречает сначала глухими отдаленными артиллерийскими залпами, а на проспекте Победы у памятника Петру Горлову — сильнейшим хлопком, от которого прыгаю, закрывая руками голову, под стоящую рядом лавочку.

— Вам плохо, мужчина? — наклоняется ко мне пожилой горловчанин.

— Да не, — ворочу я носом, — копеечку вот уронил.

— Видать, копеечка большая и совсем далеко под лавочку закатилась, — с иронией, и вместе с тем с болью, отзывается добрый человек.

Добравшись к отцу, уже чувствую себя в безопасности. Мы, вдоволь наговорившись, нарядили елку, хорошенько выспались, а вечером нарезали оливье, приготовили сельдь под шубой и разлили по мискам уже сваренное холодное: так батя с самого детства называет наш холодец. Без холодного, говорит, Новый год не праздник.

Везде успел

Планов в Горловке было громадье. Один день провел во второй больнице, написал репортаж. На моих глазах хирурги спасали двух раненных украинскими дронами мирных жителей, боролись за жизнь нашего штурмовика с проникающим ранением в голову.

Здесь удалось поговорить и с бойцами, попавшими под минометный обстрел в боях за Дзержинск. Все в один голос сказали: после восстановления сразу вернутся на передовую, чтобы дальше гнать врага с донецкой земли.

На третий день после Нового года помогал горловской семье разгружать у пункта временного размещения беженцев гумпомощь. Потом вместе складывали вещи и продукты в холле общежития. Общался с людьми, история каждого превратилась позже в отдельный, наполненный человеческой болью, очерк.

Через несколько дней был у друга в гостях в родном микрорайоне и услышал, что там был прилет в жилой дом, мигом помчался на точку. Спешил рассказать людям, что окна их квартир застеклят уже к вечеру: был счастлив, что написал эту коротенькую заметку.

Ничего, вытянем!

В Горловке люди к обстрелам привыкли, а некоторые, если их нет, уже пугаются тишины.

Вот молодая девушка подметает утром крыльцо своего парфюмерного магазинчика, под яркие совсем не зимние лучи солнца и гул артиллерийских залпов. Приглашает зайти, советует парфюм — запах резкий, горловский: немного лаванды, немного пороха.

Сделав покупку, замечаю, что продавщица в положении. Она ловит мой взгляд и улыбается:

— Третьего донашиваю, мальчик, разбавит нашу женскую монополию в семье. Муж на седьмом небе от счастья. Две дочери родились уже при войне, последняя с началом СВО, в марте 2022-го. Ничего, вытянем!

И здесь меня прошибает окончательное осознание, что живу я в Донбассе среди не просто стойких, а железных людей, настоящих мирных героев. Я просто не имею права спасовать, подвести их. В Сибирь теперь приезжать буду только в отпуск.

***

Подписывайтесь на наши телеграм-канал и сообщество в VK